— Я никогда не дрался.
Рэдрик вздохнул. Но комментировать уже не стал — надоело, наверное.
— Значит, так, — непререкаемо заявил он. — Слушай сюда, повторять не буду. Про фонарь больше не заикайся. Свет зажигать на дороге — нельзя! Орать, чихать — тоже нельзя. Говорим шепотом, ползем тише, чем перья из курятника воруют. Делаем вид, что ежики. Иду я, ты рядом — нога в ногу. Хочешь, за рукав держись. Если яма — скажу. Вкурил?
— Нет…
— Что еще?
— А разве ежики в природе остались? Любовь Леонидовна рассказывала…
— Пошли, блин, — простонал Рэд. — Вот же принесло-то, на мою голову! Да не за правую, за левую берись. И крепче держись, не кусаюсь. — Он прицепил ладонь Кирилла на свое могучее плечо. — Давай: раз-два, раз-два… Да не пыхти ты в ухо! Раз-два, раз-два…
— Я, вообще-то, тренировался, — стараясь попадать в ногу с Рэдом, не удержался от хвастовства Кирилл. — Я к этой миссии давно готовлюсь. Два часа могу идти без остановки! И обувь у меня хорошая.
Рэдрик не впечатлился.
— Язык у тебя — помело. Давно готовишься, а про Диких не знаешь? Что свет зажигать нельзя, что орать нельзя?
Кирилл сконфуженно замолчал. Разумеется, в рамках подготовки, ему обо всем рассказывали. Но в тот момент будущий миссионер даже не подозревал, что требования окажутся настолько категоричными.
— И не трепись, — добавил Рэд, — береги дыхалку. Уже, вон, сбилась, сопишь, как паровоз… Курить поменьше не пробовал?
— Я вообще не курю. С чего ты взял?
— Шутка. Мы тут — ребята с юмором. Привыкай.
Двух часов Кирилл не продержался. Час десять, от силы час двадцать — неутомимый спутник шагал гораздо быстрее, чем он привык.
А еще страшно угнетала духота. Кирилл в очередной раз подумал, насколько же прав был бункерный врач Григорий Алексеевич, категорически заявивший, что без специальных упражнений «малыш» не продержится на поверхности и суток, и заставивший его регулярно выходить наверх, постепенно наращивая часы — чтобы дать организму возможность притерпеться к тяжелому климату.
После неизменных, днем и ночью, двадцати двух градусов Бункера — с его кондиционированием, озонированием и порционным увлажнением — выбраться наружу, в душную и липкую жару, Кириллу и впрямь оказалось непросто.
Он от обычных-то прогулок, во время которых в компании Олега и Даши неспешно бродил вокруг Института, и то старался увильнуть под любым предлогом. А Григорий Алексеевич разработал для будущего миссионера целую программу, включившую в себя гимнастику, ходьбу и даже бег — и строго следил за тем, чтобы от упражнений подопечный не отлынивал. Вмешательство Любови Леонидовны и то не помогло. Кирилл уповал лишь на то, что врач перестраховывается. В походе наверняка все окажется не так сложно! Не могут ведь, в самом деле, здравомыслящие люди столько ходить пешком…
Но реальность показала, что могут. Причем, судя по всему, сами никакого дискомфорта не испытывают — хотя здесь, на дороге, духота ощущалась сильнее, чем на тренировочной площадке. И под ногами было отнюдь не гладкое покрытие. Кирилл уже не раз пытался, споткнувшись, упасть — и, если бы не впивавшиеся в плечо адаптские пальцы, непременно бы это сделал. Сердце стучало, как бешеное, кололо в боку и страшно хотелось пить. А Рэдрик шагал рядом, будто запрограммированный — потрясающе равнодушный и к духоте, и к усталости, — и только с неудовольствием косился на тяжело сопящего спутника.
Почувствовав боль в намятых внутри ботинка пальцах, Кирилл даже обрадовался.
— У меня нога заболела.
Рэдрик не удивился. Он остановился, вдохнул и издал горлом странное чириканье.
— Что это?
— Сигнал нашим, чтоб остановились. А вообще, воробьи так орут — не слышишь, что ли?
Действительно — сейчас Кирилл, прислушавшись, это понял, — позади давно раздавались похожие звуки. Но он был настолько занят, что внешние раздражители не воспринимал.
— Воробьи за нами всю дорогу прыгают, в навозе конском ковыряются, — пояснил Рэд. — Пошли.
Они снова тронулись, теперь уже гораздо медленнее. Кирилл решил воспользоваться передышкой, чтобы попытаться наладить отношения.
— Ты, пожалуйста, не злись на мои вопросы. Для меня ведь действительно многое внове — то, что для тебя само собой разумеется… Но ведь чем быстрее я во всем разберусь — тем лучше для нас всех! Ведь мы общее дело делаем, очень важное и нужное! Правда?
Вадим Александрович считал, что эту фразу следует произносить почаще — тогда есть шанс, что в ненадежных адаптских мозгах она укоренится. Но определить, укоренилось что-то в мозгах у Рэда или нет, Кирилл не сумел. Командир посмотрел на него, как на дурака, и промолчал.
— Хорош у тебя прицеп, Сталкер, — встретил пешеходов неунывающий насмешник. — Этак вы далеко уволокетесь!
— Зато легкий, — заметил другой парень, подсаживая Кирилла в телегу. — Если что, в рюкзак засунешь.
— Башкой вниз, для устойчивости! Башка-то — умная, тяжелая, поди.
Вокруг снова захихикали.
— Если что, пинка дам, и птичкой полетит, — буркнул Рэд. — Лар, глянь у него ногу. Говорит, натер… Все, отставить базар! Трогаемся.
В Ногинске обоз встречали.
Вокруг замотанного в полотнище Кирилла начали раздаваться веселые голоса, приветствия и хлопки по плечу.
— О-о, Сталкер и команда!
— Здорово!
— Припозднились сегодня…
— Генератор привезли?
— Дмитрич сказал, вы с собой бункерного тащите? Че-то не видать — сожрали, что ли?
— Ясен пень, сожрали, со Сталкера станется! В три горла лопает.