— А что я-то могу сделать? — Кирилл уже понял, что разговаривать придется. И малодушно тянул время.
— Без понятия, — больше, кажется, злясь на собственное бессилие, чем на Кирилла, бросил Рэд. — Хочешь — колыбельные пой, хочешь — целуй взасос! А только мне завтра боец нужен. А не это вот — «Да, командир»… Нас осталось, если забыл, на сотню Диких — шестеро! И если можно сделать так, чтобы не стало пять — это надо сделать. Вот и все.
— Лара… Ты спишь?
Кирилл осторожно присел на край деревянных нар. Там сжалась в комочек под спальником Лара.
Девушка не ответила. Но Кирилл и так знал, что не спит. Он мучительно пытался придумать, что говорить дальше.
— Ты знаешь, мы ведь добыли реактивы, — поделился он. Об успехе экспедиции Лара не спрашивала. Она вообще вопросов не задавала. — Мы такого старика встретили в Омске! Ученого с мировым именем. Он мне такую вещь подсказал! Я бы сам в жизни не додумался.
Лара не шевелилась.
— Я теперь на девяносто процентов уверен, что с воспроизводством все получится, — неловко, делано оживленно продолжал Кирилл. Главное было — не замолкать. У него не хватило бы решимости начать заново. — И, знаешь, — это тоже Борис подсказал — то вещество, которым в Нижнем занимаются, неразрывно с этим процессом связано! Я-то настолько масштабно не смотрел, а Борис сумел все воедино свести! Целую теорию выстроил. Там, видишь ли, в чем дело…
Кирилл сам не заметил, как увлекся. Он ведь до сих пор никому из адаптов об открытии Бориса не говорил: времени не было и не было уверенности, что поймут. А сейчас вдруг почувствовал необходимость выговориться. Произнести вслух то, что копилось в голове и блокноте, урывками обсуждалось и записывалось, но пока еще не было даже толком сформулировано.
Лара слушала. Кирилл не видел ее лица — девушка укрылась спальником с головой — но был уверен, что слушает. Не выставила же.
Бункерная вежливость, заставлявшая таких людей, как он сам, изображать заинтересованность даже там, где ее в помине нет, адаптам присуща не была. Тратить время на «фигню» они полагали бесполезным и глупым. Если предмет разговора не увлекал, беседа попросту обрывалась, Кирилл давным-давно перестал на это обижаться.
Он постарался изъясняться самыми простыми словами. Формулировки рождались на ходу. Когда перестало хватать слов, вытащил из рюкзака заветный блокнот.
Потрепанная, корявая от бесконечных намоканий и высыханий тетрадь была исписана уже полностью, вместе с обложкой. Новые записи пришлось втискивать между старыми.
Убежденность Вадима в том, что в человеческом организме произошел некий молекулярный сбой, который можно будет восстановить с помощью волшебной вакцины, Борис не разделял. Он считал, что проблема глубже и зиждется она отнюдь не на химическом уровне.
Детородные клетки нежизнеспособны просто потому, что человеческое тело — в своеобразном представлении Бориса, субстанция едва ли не разумная — само отказывается продолжать свой род, считая, что в нынешних условиях потомству просто не выжить. Нет смысла создавать вакцину — то есть, заниматься тем, над чем еженощно и пока безрезультатно бьются в Бункере. Нужно лишь убедить организм в том, что окружающая среда для следующих поколений опасна не будет! И тогда он поможет себе сам, без всяких препаратов. Жизнеспособность детородных клеток восстановится самостоятельно.
— Я, когда это услышал, чуть со стула не упал, — увлеченно рассказывал Кирилл. — Ну ересь ведь! А Борис говорит — а вы пробовали? Животные-то — адаптировались! Человек тоже адаптируется — посмотри на себя и посмотри на Рэда — но беда в том, что у людей этот процесс идет медленнее. Велика вероятность, что не успеет завершиться до того, как вымрет последняя людская особь. И вывод отсюда единственный — адаптацию нужно ускорить. Да, человечество наказали. Жестоко и страшно. Но ведь не всех! Кто-то уцелел — следовательно, нам дали шанс. А в Нижнем как раз и занимаются изучением механизма адаптации! Если получится довести до ума это вещество…
Лара из того, что несет бункерный, понимала немного. Да не больно и слушала. Приподняла край спальника и смотрела на него.
Как рассказывает — увлекся, вскочил, башкой о верхние нары приложился. Как тетрадку свою выхватил. Черкает, глаза горят… Красивые у него глаза. По цвету — будто темный мед. Эх ты, чучело…
От прикосновения Лары Кирилл вздрогнул. Стало ужасно стыдно, он почти забыл о ее существовании. А придя в себя, обнаружил, что Лара вылезла из-под спальника и тычет пальцем в блокнот.
— Когда ты все сделаешь, — указывая на записи, хриплым от долгого молчания голосом проговорила она. — Тогда что — можно будет по солнцу ходить? Прямо днем? И не сгорать?
Кирилл стушевался.
— Не совсем так. Настолько далеко я пока не смотрел. Теоретически — сомневаюсь… То есть, в первом поколении маловероятно. А вот наши с тобой дети, скорее всего, смогут! Борис уверен, что…
Лара поняла его буквально:
— Наши с тобой дети?! С чего бы вдруг? Мы ведь даже не перепихнулись ни разу?
Кирилл зарделся.
— Я — образно.
У Лары дрогнули губы.
— «Образно»! Все только сказки рассказываешь, да черкаешь какую-то хрень. — Лара вскинула голову. — А Люк с Сашкой — не образно погибли! Их нет, и больше не будет! Ты хоть понимаешь, что это — из-за тебя?! Понимаешь, или…
— Да! — яростно перебил Кирилл.
Лара замолчала. Кажется, не ожидала такого безжалостного согласия.
— Ты думала, я отпираться начну? — горько проговорил Кирилл. — Оправдываться буду, словами умными прикрываться? Не дождешься! Все я понимаю. — Он, не отрываясь, смотрел Ларе в глаза. — Ребята погибли, тебя ранили, Гарика, Олесю… Командир с Жекой едва не сгорели. Все — из-за меня! Из-за нас! Из-за того, что мы — в Бункере — решили, что ради будущего имеем право рисковать. Вами рисковать, понимаешь?!.. Не какими-то абстрактными младенцами, которые неизвестно еще, появятся или нет, а — вами! Я, конечно, щенок слепой тогда был. Ни фига не понимал! Думал, прокачусь в телеге, как наследный принц со свитой. Знать не знал, каково оно тут. Жил — будто в мультике. — Кирилл замолчал, пытаясь справиться с собой.