Заложники Солнца (СИ) - Страница 22

Рэдрик снова промолчал. Только посмотрел долгим светло-желтым взглядом — вроде бы не обвиняющим, не укоряющим, но Кириллу отчего-то под этим взглядом стало совсем нехорошо.

— Извини, — окончательно смешавшись, повторил он.

Рэдрик молчал, а сам Кирилл снова подать голос не решался.

— Я раз тоже выскочил, — донеслось наконец с соседней кровати. — Давно уже, мелкий был. Герман велел в укрытии сидеть, ждать — мы в завалы пошли. Я ждал-ждал — часа, может, три, а то и больше. Потом надоело, да и зассал. Думаю, вдруг его завалило, выбраться не может?.. Зовет на помощь, а я сижу — не слышу?.. Ну, и пошел искать.

— И что? — торопливо поддержал беседу Кирилл.

К чему рассказывается история, он пока не понял, но обнадеживало то, что Рэд вообще заговорил.

— Ну, что… Нашел. Завалило. Я ему выбраться помог, а он меня потом выдрал. Потому что русским языком велел сидеть и ждать, а я не послушался.

— Но ведь если бы не ты, он бы погиб?!

— Почему? Его Инна с ребятами, на другую ночь, искать пошла бы. И его бы нашли, и меня.

— Но ведь это — целые сутки! Ты, получается, время сэкономил!

— Мне, получается, повезло, что самого не завалило, — сердито объяснил Рэд. — Тупо — повезло! Я ж — не Герман, лазить тогда не умел. В завале бы не выжил. И я это прекрасно знал, сто раз предупреждали! Но терпежу не хватило высидеть. За то и выдрали.

— Что значит — выдрали? — Кирилл, в принципе, догадывался, но…

Рэдрик хмыкнул.

— Кабы ты не сомлел, как барышня кисейная — узнал бы, что это значит, не сомневайся! Хоть у вас в Бункере и не принято.

Кирилл не сразу понял. А поняв, обескураженно пробормотал:

— Я… Ты… Ты меня побить хотел?

— Угу. Аж руки чесались. И сейчас чешутся.

Кирилл невольно покосился на могучие кулаки, сложенные под подбородком. Вспомнил, как Любовь Леонидовна, рассердившись на питомцев, рассказывала, что до того, как все случилось, некоторые родители применяли к детям телесные наказания. И что Герман, воспитывая адаптов, этой мерой тоже не брезгует.

Он представил, какая это, должно быть, унизительная процедура. Тебя бьют — а ты не имеешь права ни защищаться, ни сопротивляться. Как раб в Древнем Египте. Или при крепостном праве…

Даже зажмурился на секунду. А потом решительно сказал:

— Ну, бей.

Рэдрик заинтересованно приподнялся на локте. Недоверчиво оскалил зубы:

— Че, прямо сейчас?

— Сейчас тебе лежать надо, ты ведь ранен… Но можно и сейчас, — торопливо добавил Кирилл, увидев в глазах адапта мгновенную усмешку и поняв, что его слова приняты за трусость.

Рэдрик медленно сел. Не поморщился, хотя Кирилл заметил, что порез на спине, из-за движения, открылся и снова набухает кровью. Долго изучающе смотрел — но теперь, приняв решение, Кирилл уже не смущался и взгляд не отводил. Наконец, уточнил:

— Ты это — серьезно?

Кирилл удивился — казалось бы, куда уж серьезнее. Все-таки чувство юмора у него и у адаптов сильно различалось.

— Конечно. Ты ведь пострадал из-за меня. И ты спас мне жизнь. Если ты считаешь, что так будет справедливо, я согласен.

В глазах у Рэда мелькнуло… ну, отдаленно, конечно… но все же это впервые было что-то, похожее на уважение. Спросил он, однако, тем же пренебрежительным тоном:

— Ты же боли боишься? Сам сказал, что ни разу пальцем не трогали?

— До тебя — никто и никогда.

Однако, увидев возмущение в глазах Рэда, Кирилл вспомнил, что хватания за плечо, рывки и пинки адапт совершенно искренне «троганием» не считает.

Он вдруг почувствовал, что устал. Объяснять и спорить не осталось ни сил, ни желания.

— Послушай. Мы с тобой оба… неважно себя чувствуем. Если ты собрался меня бить — бей. И закончим с этим.

Рэдрик снова надолго замолчал, приглядываясь к Кириллу.

А тот понял, что так вымотался — и физически, и морально, таким сильным было напряжение сегодняшней ночи, что никакие разглядывания его уже не трогают. Что спокойно может, не стесняясь, раздеться и лечь в постель. И, оказывается, ничего не жаждет так, как этого простого действия.

— Я ложусь, — объявил Кирилл. — Уже почти светло.

Рэдрик молчал.

Кирилл задул фонарь и, отвернувшись к своей койке, разделся. Когда повернулся назад, Рэд лежал в прежней позе — на животе.

— Хорошего отдыха, — машинально, давно перестав рассчитывать на ответ, пробормотал Кирилл.

И неожиданно услышал:

— Тебе тоже… великомученик.

* * *

Проснувшись вечером, Кирилл понял, что все, что у него болело до сих пор, не болело вовсе. Раненное плечо жгло, и что-то в нем пульсировало мерзкими толчками. Ноги гудели. А еще раскалывалась голова, и страшно хотелось пить.

— Хорош дрыхнуть! — будто сквозь вату долетел голос Рэда.

Кирилл с трудом разлепил веки. Командир был уже одет.

— Шевелись давай!

— Даю, — покорно согласился он.

То есть, попытался согласиться. Горло вместо слов издало невнятный, еле квакнувший звук. Кирилл попробовал подняться — и, не сдержавшись, застонал.

— Ты чего?

Рэдрик обернулся к нему. Сдвинул брови. Бросил одеяло, которое складывал, и положил руку Кириллу на лоб — так быстро, что тот не успел отвернуться.

А ладонь у адапта оказалась неожиданно приятной. Широкая и прохладная, она закрыла всю Кириллову многострадальную голову, и веки сами собой опустились.

— Я встаю, — пообещал путешественник. — Еще одну минуточку, ладно?

— Твою мать! — прорычал Рэд — услышавший вместо слов неразборчивое бормотание.

Отнял ладонь и быстро вышел в коридор.