Сергей Евгеньевич, например, выпив — в связи с прибытием Германа по выдающемуся поводу, на Новый Год или чей-нибудь день рождения, — прочувствованно-фальшивым голосом исполнял на французском языке «Марсельезу», на русском «Ой, цветет калина», и еще «Бессаме мучо» — на непонятной смеси языков. А Вадим Александрович бегал по коридорам и комнатам, цепляя боками косяки, и тащил всех, кто не мог отбиться, играть в «мафию». Елена Викторовна в сотый раз рассказывала о том, как в юности занималась фигурным катанием и заставляла Германа поднимать ее на вытянутых руках. Герман послушно поднимал, становясь в такие моменты крепостью фигуры и невозмутимостью лица похожим на Терминатора из старинного фильма…
Все это казалось Кириллу с Олегом и Дашей ужасно смешным. И, хотя Любовь Леонидовна такого рода мероприятия не одобряла, каждый раз стараясь скрыть от «малышей», что в столовой происходит «безобразная пьянка», научились утекать из-под ее рук и наслаждаться зрелищем по полной.
Сейчас ничего похожего на бункерное веселье не происходило.
Толян и Рэд с мрачноватым видом чокались. Перекидывались размытыми фразами из разряда «как у вас, вообще-то?..», и ни петь, ни играть в «мафию», похоже, не собирались.
Кирилл допил кофе немногим раньше, чем они — содержимое графина. После чего Рэд поблагодарил Толяна и снова пнул путешественника под столом ногой — призывая, видимо, уходить. Поднялся.
Толян кивнул и тоже встал. Задушевно предложил, неведомым образом ухитряясь смотреть на обоих гостей одновременно:
— Девочек?
— Не… — Рэдрик обмяк, опираясь на стол. — Че-то я, того… Не сегодня.
— Слабеешь, — фыркнул Толян.
Рэд понурил голову.
— Ладно, валите. Я тебе велел отдельно постелить, чтоб перегаром не несло.
— Не! — воспротивился адапт. — Мне этого де… — Он начал запинаться. — … деятеля бросать не велено!
— И спать с ним в обнимку, что ли? — фыркнул Толян. — То-то, говоришь, баба не нужна!
— Хорош ржать, — обиделся Рэд. — Тебе бы такую бабу.
Толян ухмыльнулся.
— Ладно уж… Сейчас скажу, чтоб вторую койку поставили.
— Да не парься. Мы к своим пойдем.
— Твои спят уже, — с нажимом напомнил диктатор. — А ты припрешься — разбудишь, да еще перегар учуют… Не ссы, брателло. — Он хлопнул Рэда по плечу. — За одну дневку не разбегутся!
— Окей, — еще больше обмякая, буркнул адапт.
Пожал Толяну руку. Подтолкнул Кирилла к стоящей в дверях подавальщице. И, ступая так же старательно-твердо, как говорил, зашагал вслед за ней.
Путешественник попытался заговорить, но Рэдрик крепко сжал его плечо. И так выразительно посмотрел, что Кирилл внезапно понял — опьянением тут и не пахнет. Запинания, обмякания, утрированно-твердая походка — все это была игра, изображающая захмелевшего. Непонятно только, зачем.
В комнате, куда привели гостей, оказалась еще одна девушка. Она была такой же красивой, как провожатая и другие богини из столовой, однако сейчас, вблизи, Кирилл разглядел, что красота их какая-то слишком яркая — будто в музыкальном клипе или в мультфильме. Чересчур красные губы, чересчур темные брови и ресницы. Даже волосы у девушек вились одинаково ровными волнами. В полумраке комнаты, вовсе не отличил бы одну от другой…
«Волосы! — вдруг обожгло его. — Ресницы!» Точно, и как сразу-то не подумал? Вот уж воистину — ошалел от восхищения.
Они ведь все с длинными волосами — девушки, подходившие к столам! А это здесь абсолютно не характерно. И то, что Кирилл поначалу странному факту не удивился, можно объяснить лишь тем, что в Бункере растительность на головах людей — так же, как и цветность радужки — присутствовала. Необычной ему казалась скорее внешность адаптов.
Сейчас Кирилл припомнил, что во время ужина среди местных сидели девушки, напоминающие Лару и Олесю. А у подавальщиц и кожа — гораздо светлее, чем у адапток, и волосы — едва ли не до пояса. И даже глаза цветные! У одной — голубые, у другой — зеленые. Неужели эти девушки — не адаптированные? И выросли в месте, наподобие Бункера? Но Сергей Евгеньевич знал бы об этом и обязательно сказал бы… Странно это все.
— Ты о чем задумался, сладенький? — нежно промурлыкала между тем красавица. — Помочь тебе раздеться? — шагнула к Кириллу и провела рукой по щеке.
Рубашка ее — у женщин это называется «блузка», вспомнил правильное слово он — расстегнулась и глубоко открывала грудь. Кирилл впервые так близко увидел женское тело.
Он догадывался, что надо бы намекнуть девушке о конфузе. Понимал, что, разглядывая ее, поступает неприлично — но под страхом смертной казни не заставил бы себя и слово произнести. От прикосновения красотки все мысли из головы вообще куда-то делись. Пальчики у девушки оказались мягкими — не чета адаптским, твердым и шершавым — и украшены длинными блестящими ногтями.
У Даши могли бы быть такие нежные пальцы, мелькнуло в голове у Кирилла. Только, конечно, без таких длинных ногтей. Это красиво, но как-то… не очень приятно. Как подумаешь, что она может этими когтищами в тебя вцепиться… Б-р-р-р.
И Даша, конечно, никогда не надела бы такую тесную блузку и такую короткую юбку. И ни за что не допустила бы такого беспорядка в одежде… Хоть и жалко, конечно, вот бы увидеть, какая она под блузкой… Неужели у нее такая же круглая, выпуклая грудь, которую так хочется потрогать? И Даша вряд ли стала бы гладить его по лицу… и трогать ремень… и…
— Что вы делаете?! — Кирилл стряхнул оцепенение. От изумления даже забыл, что все тут между собой на «ты».