Капитан неопределенно пожал плечами. Снова уставился в водную даль. Рэдрик облокотился о перила рядом. Увлеченный слушанием разговора, Кирилл и не заметил, как далеко пароход отошел от берега.
ПНВ он сегодня не надевал — ночь выдалась лунной. Находясь на дороге, лунному свету адапты, в отличие от Кирилла, не радовались — «не бойцы, а мишени ходячие» — но на пароходе опасаться было нечего.
Река вокруг посверкивала, отражая блики. Везде, куда ни глянешь, серебрилась вода. Где-то далеко она сливалась с горизонтом. А прочее тонуло в темноте, берегов Кирилл не видел.
От открывшегося простора захватило дух. Это было так… так… широко, так свободно! Даже голова закружилась. Чтобы не упасть, крепко вцепился в поручень.
— В первый раз, что ли? — Капитан покосился на Кирилла.
— Угу, — ответил Рэд.
А Кирилл, когда снова сумел дышать, восхищенно выдохнул:
— Да…
Похоже было, что за этот выдох Капитан многое ему простил. Даже, может быть, принадлежность к Бункеру.
Он извлек откуда-то фляжку. Посоветовал:
— Хлебни. Когда душа разворачивается, надо. И мы заодно. Наливай, Сталкер.
Рэдрик уверенно прошел в каюту и вернулся с тремя кружками. Налил понемногу в каждую.
— За нашу реку, — сказал Капитан.
Они чокнулись, и Кирилл выпил.
Жидкость из фляжки обожгла рот и горло, он закашлялся. Вернул кружку и отошел в сторону. Привалился к поручню, глядя на реку.
По организму разливалось блаженное тепло. И было необъяснимо хорошо. И странно. Оттого, что можно вовсе ничего не делать — просто смотреть, и от этого бывает так хорошо.
Ветер стих, но от воды тянуло свежестью, приятно холодило обожженное лицо.
Командиры негромко переговаривались, однако Кирилл их уже не слушал. Он внезапно понял, что имел в виду Капитан, когда сказал «душа разворачивается». Даже о предстоящем взрыве на время забыл.
А потом, должно быть, прямо стоя начал задремывать — потому что Рэдрик взял его за плечо и без лишних слов повел на баржу.
Здесь шум мотора был уже не так слышен. Ярко горел огонь в очаге. Вокруг него тесно, плечом к плечу, расселись адапты. Изумленный Кирилл понял, что слышит музыку и пение. Незнакомый парень из экипажа играл на гитаре, он же в сипловатом хоре солировал. А Любовь Леонидовна говорила, что адапты не в состоянии воспринимать музыку… Каких только глупостей она ни говорила.
Весь отряд был в сборе. И экипаж, должно быть, тоже. В руках они держали кружки.
Кирилл заметил Лару, которая сидела, прислонившись к парню в тельняшке. Тот обнимал девушку за плечи. Кириллу Ларин сосед сразу и категорически не понравился.
— О, бункерный, — приветливо заметила Лара. Кирилл подошел к костру один — Рэдрик вернулся на пароход. — Садись с нами.
Она подвинулась, освобождая место, и от этого еще теснее прижалась к парню. Тот с удовольствием перехватил объятия.
— Спасибо… — Кирилл внезапно осознал, что застал один из тех редких моментов, когда адапты ничем не заняты.
Не тренируются, не чистят оружие, не осматривают телегу… Они отдыхают. Просто отдыхают, а не разошлись по спальням и палаткам, повинуясь категоричной команде «Отбой!» Перед ними не стоит цель набраться сил к завтрашней ночи — одна тяжелей другой — потому что и завтра, и послезавтра наконец-то никуда не пойдут. Они — на барже, которая движется сама, что может быть лучше? И общее состояние, вместо привычного деловито-собранного — благодушно-расслабленное. А Ларино приглашение означает, что и Кириллу предлагают разделить заслуженный отдых.
И он разрывался между желанием остаться и жгучим нежеланием видеть, как парень в тельняшке поглаживает Ларин локоть. Отчего-то ему это было ужасно неприятно. Хотя, казалось бы, что тут такого?.. Наверняка они с Ларой — старые приятели, давно не виделись. Джек вон, сидя на скамейке верхом, обхватил девчонку из экипажа обеими руками, улыбается и шепчет что-то ей на ухо. И это зрелище совершенно не возмущает.
Кирилл сел рядом с Ларой. Еще и для того, чтобы доказать себе — ему совершенно все равно, кто тут кого обнимает. Ему приятно, что тоже позвали, и хочется послушать песни.
— Пиво будешь? — С другой стороны от Кирилла оказался один из моряков, тощий долговязый парень. Между ступней у него стояла канистра.
— Буду. — Легкая эйфория от выпитого с командирами прошла, и хотелось снова ее почувствовать.
Кирилл лениво подумал, что система запретов, выстроенная Любовь Леонидовной, рушится на глазах. Для полноты картины не хватает только закурить и выругаться.
Моряк наполнил кружку. Пиво оказалось горьким и невкусным, но зато не обжигало — не то что напиток из капитанской фляжки.
— А ты в натуре с Бункера?
— В натуре, — вздохнул Кирилл.
Следующим пунктом обычно шло: «А вы там все такие белые? (такие дохлые? такие лохматые?)». Но моряка беспокоило другое.
— Везет тебе, что взяли! А я уж просился-просился у Сталкера, чтобы тоже пойти — сказал, отвали. Сказал, и так полный комплект. А у меня Дикие сестру утащили два года назад.
Кирилл проглотил вопрос «зачем?» Его успели просветить, для чего Дикие воруют женщин.
— Вы ведь дальше в Екат пойдете, — продолжал парень. — Этих гадов по дороге полно. Я и думаю — может, сумею про сестру разузнать… Но это — ладно. Я чего хочу-то?
Однако Кирилл перестал слушать, чего хочет моряк. Он вдруг понял недавнее недоумение Капитана.
Для этих ребят Дикие — не люди, — внезапно осознал Кирилл. Они — враги. С ними воюют столько, сколько себя помнят, и бесполезно взывать к человеколюбию, рассказывая, что когда-то каждый из Диких был трогательным, беспомощным малышом.