Заложники Солнца (СИ) - Страница 62

— Не возьму. Мне бойцы нужны, а не матросы.

— Тоха — боец. Он не наш, казанский. Со мной недавно ходит.

— Это со шрамом поперек морды? Я его сперва за меченого принял.

Капитан невесело усмехнулся.

— Вот и казанские тоже — приняли! Чуть не прибили сгоряча. Хорошо, Назимка опознал — он ему племяш родной оказался. В дальнем поселке каком-то жил, с мамкой и сестрой. Сестру два года назад Дикие утащили, мамка с горя померла. Тоха и решил в Казань перебраться, к Назимке поближе. А мордой еще по детству, в завале ободрался. Ты не сомневайся, парень проверенный.

— Ладно, там видно будет.

Командиры замолчали.

— Я, кажется, вырублюсь… скоро, — проговорила Лара. Виновато посмотрела на Рэда. И, долгим взглядом — на Кирилла. — Вы — давайте… Ни пуха, ни пера. Дойдите!

— Дойдем, — пообещал Рэд. — Куда мы денемся. А ты — выздоравливай, слышь? Чтоб, когда вернемся, козой скакала! Слышь?

— Есть, — улыбнулась лиловыми губами Лара.

Больше до самой Перми происшествий не было. Разве что Олеся — с подачи злодея-командира, не иначе! — решила поднажать на обучение Кирилла. Все эти ночи на барже путешественник тренировался, по выражению Джека, «как в хрен ужаленный». До того уставал, что под навес заползал едва ли не на карачках. Но зато уже неплохо держался на воде и мог отжаться целых двадцать раз.

С рукопашным боем и стрельбой дело тоже потихоньку продвигалось.

Удерживать ровно тяжелый пистолет у Кирилла поначалу вовсе не получалось, язва-Джек уверял окружающих, что бункерный, конечно, непременно попадет белке в глаз — если целиться будет медведю в задницу.

Олеся отвечала на насмешки гордым молчанием и ученика приучила к тому же. Она заставляла его ежедневно, по несколько подходов, тренировать кисть — это почему-то называлось «стоять под утюгом» — и в одну прекрасную ночь Кирилл вдруг обнаружил, что выкидываемая вперед рука не дрожит. И к отдаче от стрельбы он привык, мог делать несколько выстрелов подряд, почти не промахиваясь. Ножи метал хуже, чем стрелял, но Олеся считала, что дело тут не в меткости, а в слабости рук, и третировала силовыми упражнениями нещадно.

От острых сюрекенов пальцы — вначале ужасно неловкие — покрылись множеством порезов. Зато и летали сюрекены куда лучше ножа, сейчас уже смешно было вспомнить, с какой опаской смотрел когда-то на сверкающие в руках адаптов «звездочки».

После бесчисленного множества тренировочных боев — это называлось «спарринг» — по первости только с Олесей, а потом уже и с Сашкой, и с Джеком, и даже с Люком — Кирилл с грехом пополам научился уходить от ударов. Хотя сам достать неуловимого противника кулаком или ногой пока еще не мог. Искушенные в драках адапты легко угадывали любое движение, и поймать себя не позволяли.

— Тут тебе не Бункер, — наставительно приговаривала Олеся, когда Кирилл, в очередной раз поверженный коварным приемом, поднимался на ноги. — Тут думать надо!

Впервые услышанное, это высказывание Кирилла позабавило. Но он быстро вынужден был признать, что Олеся права — думать в бою приходилось на порядок интенсивнее, чем в Бункере за столом.

Особенно наглядно адапты демонстрировали это во время собственных спаррингов. Себя они не жалели — тренировались еженощно, хотя, казалось бы, зачем? И так вон какие ловкие. «Потому и ловкие, что тренируемся, — пожала плечами Олеся. — Если бросим, мигом оплывем».

Спарринг был одним из любимых видов тренировки. Кириллу и самому нравилось наблюдать, как легкой змейкой вывинчивается из лап Сашки Олеся. Или как бьются Рэдрик и Джек — равные по мастерству соперники. Командир был сильнее и тяжелее, зато разведчик — быстрее и изобретательнее. Пластичное, гнущееся под немыслимыми углами тело Джека в драке выглядело танцующим. Проигрывая, Рэд неизменно обзывал противника «долбаным глистом».

Экипаж парохода наблюдал за тренировками с интересом, а за Кириллом — с доброжелательным сочувствием. «Умнику» старались положить побольше еды — путешественник внезапно обнаружил, что стал очень много есть, по сравнению с тем, что удавалось запихнуть в питомца Любови Леонидовне, объем увеличился втрое — а еще уступали место рядом с гитаристом.

Музыка — сейчас, когда рядом не было больше веселой бойкой Лары, — стала единственной отрадой. Благо, упрашивать гитариста не приходилось, сам в каждую свободную минуту к инструменту прилипал.

— Откуда ты столько мелодий знаешь? — спросил как-то Кирилл.

Музыкант пожал плечами. Кажется, не очень понял вопрос.

— Я песни знаю. Диски слушаю, мне ребята притаскивают. А это — так… Само играется.

Больше всего экипаж любил песню про крейсер «Аврору».

— А это — из какого фильма?

Как выяснилось еще в начале похода, вкусовые особенности Германа и Любови Леонидовны разительно отличались. Кирилл не смотрел и десятой доли сериалов и блокбастеров, на которых, стараниями Германа, выросли адапты. А те кривились при упоминании спутником кинолент, которые считала подходящими для «детского просмотра» бункерная наставница.

Ответил ему Сашка.

— Ни из какого, глушь ты дремучая! Просто, песня старинная.

Сашка считался в отряде «молодым» — был взят на замену кого-то из убитых около года назад. Он воспитывался не у Германа, вырос в Купавне. Отличала парня обостренная зоркость и насыщенный — даже по адаптским меркам — лексикон. Дома Сашка работал на лесопилке. Такой замысловатой матерщины Кирилл даже от командира не слышал.

А еще Сашку, единственного из парней, в родном поселке дожидалась девушка. При обмене товарами Лара помогала купавненскому грубияну выбирать подарки для любимой — то браслет, то сережки, то бусы. Сашка подходил к процессу выбора серьезно.