— Выспался. Спасибо.
— Видал, как тут? — Рэдрик обвел руками поляну.
— Круто! — искренне восхитился Кирилл — это слово подцепил у адаптов. — Очень круто, честно! Я бы в жизни не подумал, что за одну ночь столько сделать можно.
— Все она, — кивнул Рэд на Марину.
И снова Кириллу послышались в его голосе незнакомые теплые нотки. Ни разу до сих пор не слышал, чтобы командир о ком-то говорил с такой интонацией.
— Да ну, перестань, — засмущалась Марина. — Без вас мы бы не справились. Вы ведь…
Она сбилась, замолчала, и Рэдрик тоже ничего не говорил. Они вдруг будто застыли, глядя друг на друга. На лицах заплясали блики от пламени.
Кирилл почему-то подумал про Адама и Еву — первых людей на земле. А еще откуда-то появилась догадка, что на самом деле есть очень много всего, что эти двое хотели бы друг другу сказать… Но не скажут. Не из-за присутствия свидетеля — кажется, посторонних перестали замечать — просто не скажут, и все. Есть препятствие, о котором знают оба. И ни один не начнет первым.
— Мари-и-ин! — донесся издали возглас. — Ты где-е-е?
— Здесь, — неохотно отозвалась Марина. — Иду.
И, бросив на Рэда последний взгляд, устремилась на зов.
Кирилл снова работал над препаратом весь день, но теперь уже без огонька, механически — ведь поставленную задачу решил. В свободные минуты склонялся над блокнотом — и думал, думал.
Каждая новая запись заканчивалась вопросительным знаком. Возможно… Допустим… Предположим… Слишком много предположений, и слишком мало знаний! Не раз вспоминал Сергея Евгеньевича, с горечью повторявшего, что об изменившимся мире исследователи знают ничтожно мало.
Вот бы ему тут настоящую лабораторию! И реактивы! И хоть одного помощника, способного отличить щелочь от кислоты. И, главное, время, чтобы все проверить и хоть что-то понять… Но времени нет, завтра отряд из Вязников уйдет. Медлить нельзя. Нужно успеть вернуться до дождей. До того, как разольются реки, и дорога станет непроходимой. Кирилл понимал, что, решив задержаться, Рэдрик и так потерял лишнюю драгоценную ночь.
Догадываясь, что решение далось нелегко, попытался поддержать командира — нельзя было Марине не помочь, попробовал заговорить об этом перед сном. Но Рэд беседу так резко оборвал, что Кирилл замолчал, обидевшись.
Не хочешь — ну и пожалуйста. Слава богу, есть о чем подумать самому с собой… Он лег и накрылся с головой одеялом, оставив щелку, чтобы дышать.
В Бункере нужно было просто коснуться сенсора — и все, наступала темнота. А в походе приходилось засыпать при дневном свете, который, так или иначе, пробивался сквозь ставни, занавеси, ткань палатки. В темноте отряд не спал еще ни разу. И Кирилл пытался хотя бы с помощью одеяла создать для себя подобие тьмы.
Он снова размышлял над проведенным опытом, в который уже раз, как учили, предъявляя воображаемому оппоненту выкладки. И все более склонялся, несмотря ни на что, к усилению ультрафиолетового воздействия. На вопрос упрямого оппонента, откуда взяться ультрафиолету ночью — ведь эксперимент проводился в ночное время — ответил бы, к примеру, так…
До того увлекся, что стук в дверь не услышал.
Услышал Рэд.
— Кто там? — донесся до Кирилла напряженный голос.
Первым позывом было вылезти из-под одеяла и посмотреть, кто же там. Но, вспомнив о размолвке с Рэдом, Кирилл сдержался. Пусть не думает, что ищу любой повод, лишь бы снова заговорить.
— Я, — чуть слышно раздалось из-за двери. — Можно?
— Маринка? — Сквозь щель в одеяле Кирилл увидел, что Рэдрик встал и приоткрыл дверь. А еще заметил, что одеться командир не успел — стоит в одних трусах, но зато сжимает в руке метательный нож. — Что стряслось?
— Ничего… Можно войти?
Рэд отступил, и в комнату шагнула Марина, которую Кирилл едва узнал.
Ночью командирша Вязников, как большинство адаптов, носила камуфляжные брюки и такую же куртку, повязку на голове и ботинки на толстой подошве. А сейчас одета в шорты и маечку, на ногах — мягкие тапочки из овчины. Адаптка сразу стала как будто бы тоньше и меньше ростом.
— Что стряслось? — быстро спросил Рэд. — Дикие?
— Бог с тобой! Какие Дикие, когда вы тут… — Марина заметила нож. Неловко улыбнулась: — Убери! Никто не нападал, все нормально. Разбудила тебя?
— Ну, так… Дремал.
Рэдрик — лица командира Кирилл не видел, только затылок — не оглядываясь, метнул нож за спину. Тот идеально, под углом девяносто градусов, вонзился в пол. Кирилл завистливо вздохнул под одеялом.
— Прости…
— Ничего. Погоди тогда, раз не срочно. — Рэдрик сел на кровать и принялся натягивать брюки. Уже требовательно повторил: — Так что стряслось?
— Бункерный спит? — Марина кивнула на кровать Кирилла.
Рэдрик пожал плечами.
— Молчит… Наверное, да.
— Офигенный пацан, — с восхищением проговорила Марина. — В жизни бы не подумала, что в такого задохлика столько может быть мозгов напихано!
И, хотя комплимент был сомнительным, Кирилл залился краской удовольствия. Никогда раньше его не называли «офигенным пацаном».
— Да, это он молодец, — согласился Рэд.
И Кириллу стало совсем жарко. Вот уж чего — а главное, от кого! — никак не ожидал услышать.
— Ты к нему, что ли, пришла? Разбудить?
— Нет. К тебе.
Сквозь щель в одеяле Кириллу были хорошо видны они оба. Рэдрик, одевшись, поднялся и стоял спиной — видны были только эта спина и затылок. Зато Марину он видел хорошо. Произнеся «нет, к тебе», девушка стремительно покраснела, как будто обожглась, даже на темной коже это было хорошо заметно.