Раненую ногу Кирилл забинтовал — серьезного увечья сюрикен не нанес. Гораздо больше беспокоило то, что скоро снова, как и вчера, захотелось пить.
Он украдкой отхлебнул из фляжки — двигавший рычаг Джек сидел спиной, Кирилл был уверен, что его уловок не видят. Но, едва прикоснувшись к горлышку, услышал:
— Бункерный! Ты че — опять?
Толкавший рычаг с противоположной стороны Рэд насторожился.
— Что еще за «опять»?
— Да его вчера сушняк долбил. Утром, когда спать легли. Маленько припекло — но потом, вроде, отпустило, я уж тебе не стал говорить.
— Штанину задери! — приказал Рэд.
Он, не оставляя рычаг, хмуро следил за Кириллом. Тот скривился и неохотно засучил брючину.
— Сгорел, — констатировал Джек. И длинно выругался. Чтобы поставить диагноз, разведчику хватило единственного брошенного на ногу Кирилла взгляда. — Кабы вчера не зацепило — может, сегодня и обошлось бы. А так, получается, два раза подряд — ударная доза. В открытую рану, да он еще штанину разодрал, пока звездочку вытаскивал. По-взрослому цепануло, видишь? — Джек кивнул на рану командиру.
Кирилл, размотав бинт, напряженно себя рассматривал.
Кожа на лодыжке действительно покраснела. Но пока не сильно и вроде бы не опасно — после тренировок или спаррингов покраснениям случалось выглядеть куда серьезнее.
— У тебя ведь тоже открытая рана, — напомнил Джеку он. — И ничего. Может, и со мной обойдется?
Разведчик фыркнул.
— Сравнил тоже — хрен со спичкой! Ты мою шкуру видал? Нам со Сталкером, чтобы закатное солнце проняло, надо под ним час голышом пробегать.
— Не надейся, — хмуро поддержал Рэд, — не обойдется. — Как и Джеку, ему хватило единственного взгляда на рану. — Допрыгались, блин! Приплыли тапочки к обрыву. Так… — Он сосредоточенно почесал повязкой лоб. — И не сообразишь сразу-то. Хрен вас, бункерных, поймет, как вас вытаскивать… Мазь от ожогов есть? И колеса от температуры?
— Есть.
— Тормозим, — решил командир. — Скоро выть начнешь, далеко не уедем.
Копаясь в рюкзаке в поисках аптечки, Кирилл почувствовал слабость. Даже покачнулся. Пока еще легкую, не чета той, что накрывала вчера, совсем не опасную. Гораздо сильнее мучила жажда… Но пить в присутствии адаптов он не рискнул. Вытащил аптечку, из нее — Ларины медикаменты. Достал мазь от ожогов и жаропонижающий порошок.
— Порошки жри, — велел Рэд. — сразу два вбабахай. И мазь давай сюда.
Он быстрыми, умелыми движениями — Кирилл старался не корчиться от щекотки — принялся втирать в ногу мазь.
И в этот момент пришла боль.
Сначала заболела кожа вокруг раны. В первые минуты — несильно, даже приятно, как в бане после веника. Потом начала чесаться вся лодыжка. А рана — болеть. Через несколько минут — болеть невыносимо. Кирилл застонал.
Адапты отвели его в поставленную наскоро палатку. Заставили раздеться догола. Рэдрик сунул в руки свернутое жгутом полотенце.
— Как начнешь дуреть — кусай. Грызи тряпку, чтобы губы себе не сожрать! И не ори, сколько выдержишь. А то глотку сорвешь.
Через несколько минут Кирилл оценил предусмотрительность командира. Он честно старался «не орать». До тех пор, пока сознание слушалось. Но очень скоро организм превратился в нечто неуправляемое.
Это нечто стонало, выло и грызло стиснутое в зубах полотенце само, мозг Кирилла в процессе не участвовал. Он перестал быть человеком. Превратился в дикое, наполненное болью животное.
Животное искало выход из боли. Оно кидалось на то, что пыталось его сдержать, а от прикосновений впадало в ярость. Прикосновения причиняли невыносимые страдания, каждая новая волна сильнее предыдущей.
Последним, что зафиксировало уплывающее сознание, была собственная странная поза — опершись на локти и колени, Кирилл пытался уменьшить касания кожи с поверхностью.
Дальнейшее уже не помнил. Провалился во мрак.
Очнувшись, Кирилл всей носоглоткой хлебнул воды и попытался утонуть.
Чья-то цепкая рука ухватила его за волосы. Уйти под воду Кириллу не дали. Первым, кого увидел, откашлявшись, был Рэд.
Светлые глаза командира смотрели с тревогой. Кирилл попробовал спросить, что с ним и как, но не смог — в горле будто песок скрипел. Вместо вопроса произнеслось нечто маловразумительное.
— Не трепись, — велел Рэд, — потом. Сесть можешь? — Заставил Кирилла приподняться. — Але! Крыша-то на месте? Слышь меня?.. А ну, кивни!
Путешественник через силу кивнул. Рэдрик с облегчением сплюнул.
— Ну, хоть мозги не спеклись. И то ладно.
— А я сказал — очухается, — услышал Кирилл голос Джека. Оказалось, что разведчик, как и Рэд, сидит рядом на корточках. — Я говорил — оклемается! Говорил?
— Да говорил, уймись. — Командир укутал Кирилла в полотенце. Поднялся, удерживая его едва ли не на весу — ноги подкашивались. Прислонил к плечу. — Палатку распахни, экстрасенс хренов.
В палатке Кирилла завернули в спальник. Кружку за кружкой принялись вливать чай, сдобренный самогоном.
К исходу третьей кружки набитые ватой мозги потихоньку заворочались. Кирилл осмотрел раненую ногу.
Порез саднило, но ни в какое сравнение с той болью, которую довелось испытать, нынешняя уже не шла. А ногу покрывали темно-малиновые пятна. У самого пореза густые, вверх и вниз от раны они бледнели, а к середине бедра сходили на нет.
Кирилл жестами попросил аптечку. Неуклюже, с трудом заставляя пальцы шевелиться, обработал порез. Поймал себя на том, что не вслух, — голос не слушался — мысленно и так же тяжело, как двигается, сыплет ругательствами. Чтобы не шипеть от боли. И это, как ни странно, помогает.